Рубрики
Доминирование и подчинение Прочее Статьи

Рабская гордыня

Мне понятно, когда BDSM ассоциируется прежде всего с жестокостью и страданиями в глазах человека постороннего. Но если вы пришли в Тему, чтобы пострадать — не ждите от меня сочувствия. В лучшем случае вы получите брезгливую жалость.

— Что вы, никогда не стоявшие под плетью, знаете о боли?..
— Что вы, люди с обнажёнными шеями, знаете о свободе?..
— Что вы, прихожане церквей, крестящиеся, постящиеся, молящиеся, знаете о вере?..
-Зачем вы, те, чьи жертвы никогда не отвергали, рассуждаете о Каине и Авеле?..
— Вам не приходилось ломать себя, переступать через своё «не могу»? Так не смешите меня разговорами о свершениях…
— Ваше тело не пробовало ничего слаще секса? — Мне вас жаль…
— Screw the roses, send me the thorns. Я научилась не ревновать, не плакать, не просить. Ждать бесконечно, но не ждать ничего. Иная захочет ужина при свечах, цветов и на праздник и в будний день, не удивится, когда её на руках перенесут через преграду. Я же счастлива и пощёчиной…
— Без наказания не бывает прощения…

«Так говорит Господь Бог: сними с себя диадему и сложи венец; … униженное возвысится…» (Иез. 21:26).

Мне понятно, когда BDSM ассоциируется прежде всего с жестокостью и страданиями в глазах человека постороннего. Но если вы пришли в Тему, чтобы пострадать — не ждите от меня сочувствия. В лучшем случае вы получите брезгливую жалость.

Порой встречаешь таких рабынь с лихорадочным блеском в глазах, накрепко сжатым ртом и глубокой, не по возрасту, складкой поперёк лба. Пепел Клааса стучит в их сердце 24 часа в сутки и 7 дней в неделю. Тема вытеснила в них жизнь и перевернула с ног на голову представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. Они загрызут всякого, кто скажет, что Хозяин должен заботиться о своей рабыне. Верхний, потехи ради заставляющий всю ночь не спать, а сидеть голышом на коврике в прихожей, в их глазах лишний раз подтвердит свой статус Топа, а Верхний, подающий пальто, — уронит. Они презирают секс в наручниках. И они боятся секса пуще викторианских барышень, потому что «обыкновенный» секс лишает их неординарности, избранности. Они гордятся сигаретными ожогами на груди больше, чем институтским красным дипломом или спелыми пирогами в печи. Они в безумии своей мазохистской гордыни жестоки и чёрствы, потому что заботы и переживания окружающих в сравнении с их собственным великим страданием, жизнью-миссией, кажутся им незначительной мелочёвкой, бытовухой. Они не могут любить, потому что не позволяют любить себя.

А мне за этой гордыней видятся две неприглядные вещи. Во-первых, недоверие к партнёру и страх его несостоятельности. «Ему совсем не нужно решать мои проблемы!» («ибо всё равно не сумеет«). «Он Верхний, а не трахальщик!» («сможет ли он удовлетворить меня в постели?«). «Провинившись, я сама принесу Ему плеть» («сила-то вся у него примерно в том же месте, в каком у сказочного Черномора«). «Он сломал мои страхи» («ломать — не строить«). Готовность безропотно и безрассудно принимать жестокость вкупе с отвержением ласки поражает меня чудовищной безнадёжностью взгляда на такого Верхнего и почти неприкрытой ненавистью к нему. «Взгляни, как низко пали сильные, и как Бог превознёс униженных!» (Лук. 1:52).

Во-вторых, это попытка спрятать за масштабностью и мрачным великолепием придуманного мира убожество мира настоящего. И ради этого, конечно, стоит придумать такую систему координат и ценностей, в которой для уважения к себе и оправдания своего существования принципиально лишь страдание, которое, как считали французские моралисты и Лев Толстой, облагораживает и возвышает, а заслуги и достижения измеряются перенесённой болью. Потому что это даёт возможность ничего не делать. Это индульгенция тем, кто только и способен, что мучиться. Болящая от порки задница — прекрасное оправдание неспособности поднять её с места, чтобы что-то сделать на самом деле.

Глядя на фанатичных рабынь, уверенных, что они приобщены какого-то недоступного простым смертным таинства, я вспоминаю некоторых общественников-активистов, в основном правозащитников и диссидентов, с которыми мне приходилось иметь дело. Среди них есть те, кто много натерпелся от советской власти: был лишён статуса, достоинства, доброго имени, книг, сидел в тюрьме. Более злобных и жестоких людей мне не приходилось встречать. Они и вокруг себя сеют уныние. Подобно тому, как следователь в силу профессиональной деформации личности в каждом видит прежде всего преступника, педагог — ученика, а врач — пациента, диссиденты не просто разучились радоваться солнышку в небе, или зарабатывать деньги, чтобы обеспечить семью; они считают это неприличным, недостойным: действительно, как можно веселиться, когда миллионы замученных в лагерях до сих пор не названы поимённо! Так и живут, растрачивая силы и талант на войну с ветряными мельницами. Очень удобно вести борьбу, в которой невозможно победить, потому что, победив, придётся работать, и тогда все увидят, что к созиданию они неспособны.

***

Мне кажется, что юродствующие во смирении на самом деле одержимы грехом гордыни. А гордыня обычно вырастает там, где нет предмета для гордости. Дешёвка. Удел неудачников.

Piggy

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.